Выставка в Мюнхене

Пармский яд никому больше не принесет вреда
       В Мюнхене, в Доме искусств (Munchen, Haus der Kunst) развернута экспозиция "Сокровища Фарнезе". В последнее время среди музейных кураторов популярны аристократические итальянские семьи эпохи Ренессанса: в прошлом году в Вене состоялась изящная выставка, рассказывающая об Изабелле д`Эсте, в нынешнем году в Милане готовится другая, посвященная Сфорца. В этом чувствуется не только любовь к аристократичности, время от времени определяющая культурную моду: за мелодичными фамилиями итальянских герцогов XV-XVI веков стоят не только коварные убийства и изощренно-грубый разврат, но и возникшие по их прихоти шедевры, которые сегодня украшают музеи мира.
       
       Одним из самых блистательных портретов работы Тициана принято считать "Портрет папы Павла III с племянниками". "Племянниками" (il nipote) назывались отпрыски князей церкви. Те, хотя и давали обет безбрачия, испытывали вполне земные чувства и старались одарить своих детей всеми мирскими благами, отсюда и произошел термин "непотизм". Несмотря на живописные достоинства портрета кисти Тициана, его чаще всего воспринимают как карикатуру на папский двор. Хищный, жалкий, опасный старик и согнувшийся перед ним молодой светский щеголь стали воплощением лжи и разврата Святейшего Рима. На портрете изображены Алессандро Фарнезе, воссевший на папский престол под именем Павла III, его внук Оттавио, ставший герцогом Пармским после смерти своего отца Пьера-Луиджи Фарнезе, незаконного сына Павла III, и кардинал Алессандро Фарнезе — тоже сын папы. Со времени понтификата Павла III началось вознесение старинного римского рода Фарнезе, его слава, продолжавшаяся целых два века. В XVIII столетии род угас, ему наследовали неаполитанские Бурбоны, перевезшие многое из сокровищ Фарнезе в Неаполь, в том числе и часть герцогской коллекции картин.
       Видел ли Павел III в своем портрете карикатуру, неизвестно, но работу Тициана он явно ценил, и вообще папа отличался хорошим вкусом, как и вся династия Фарнезе. В Риме с фамилией связаны два прекраснейших здания: вилла Фарнезина и палаццо Фарнезе. Для того чтобы имя их владельцев навсегда вошло в историю искусств, было бы достаточно и этих двух дворцов: работы Рафаэля и его школы, посвященные истории Психеи, в Фарнезине и знаменитая галерея Фарнезе, расписанная Агостино и Аннибале Карраччи, стали образцами классического стиля римской школы.
       Изначально вилла, расписанная Рафаэлем, была построена для римского миллионера Киджи. Алессандро Фарнезе купил ее, продемонстрировав семейный вкус. "История Психеи" стала апофеозом Высокого Ренессанса, ожившей сказкой о вожделенном Золотом веке. Для следующих поколений росписи виллы Фарнезина, ее лоджии и сады сами превратились в сказку, но уже о Золотом веке Ренессанса. И даже сегодня, после того как вилла была неоднократно разграблена и в конце концов стала зданием, где размещен Римский институт графики, Фарнезина, очень пустынная, стоящая вдали от дежурных туристических троп — воплощенный образ Большого стиля. Обнаженные тела и налитые фрукты, которые свисают с бордюров, окаймляющих фрески с изображением страданий и триумфа бедной Психеи — квинтэссенция эстетики ХVI века.
       Покупка Фарнезины не была случайной, подтверждение тому — покровительство, оказываемое семейством Фарнезе братьям Карраччи. В свое время их росписи в палаццо Фарнезе называли третьим чудом Рима после Сикстинской капеллы Микеланджело и Станц Рафаэля в Ватикане. Карраччи, которых два последние века величали эклектиками и академистами, сегодня получили титул постмодернистов ХVII столетия и стали любимыми художниками интеллектуальной элиты. В самом деле, изящная игра с рефлексиями на темы Высокого Ренессанса, остроумные отсылки к "Обнаженным" Сикстинского потолка Микеланджело и в то же время способность из бесчисленных цитат, из размышлений над Большим стилем, из иронии над ним и над собой создать нечто абсолютно новое — это гениальное достижение братьев Карраччи созвучно современному европейскому искусству.
       В Риме Фарнезе были окружены работами Рафаэля, Карраччи и огромной коллекцией античного искусства. В Риме они ценили римское — красоту, несколько тяжеловесную из-за своей подчеркнутой идеальности. И бесконечно множились обнаженные тела античных скульптур, выставленные вдоль стен в галерее Фарнезе, а над ними — сцены из Овидия кисти Карраччи: все способы любви и все ее страдания.
       В Парме, где на два столетия воцарились Фарнезе, было по-другому. Влажный климат долины реки По рождал настроение, противоположное римской ясности, классичности и рассудительности. Из пармских туманов возникла живописность Корреджо, расписавшего многие городские церкви и дворцы. Нежное и влажное искусство этого художника, в XVIII веке ценившегося иногда даже выше Рафаэля, сообщило Парме своеобразие, поставившее ее в XVI столетии рядом с Венецией, Флоренцией и Римом. Корреджо оказал огромное влияние на Карраччи и болонскую школу и, так же как и болонским художникам, он пришелся по вкусу пармским Фарнезе, которые стали обладателями его полотен и фресок, заполнявших город.
       В подобострастии Оттавио, столь изящном, что оно кажется карикатурным, Тициан передал характер и судьбу двора герцогов Пармских. Двор этот славился своим коварством во времена, когда коварством удивить было трудно. Знаменитая пармская тюрьма, прославленная в романе Стендаля, была заведена герцогами Фарнезе. Отец Оттавио, Пьер-Луиджи, в 44 года был убит в результате заговора, и герцогская корона перешла к его сыну. И святые Корреджо, извивающиеся в двусмысленных улыбках мазохистского благочестия под ножами мучителей, напоминают современному зрителю о жестоком сладострастии ренессансной Пармы.
       В великолепном музее, устроенном в стенах бывшей Пармской обители, есть небольшой зал, где висит лишь одна картина в окружении фотографий. Это — зал Пармиджанино, любимейшего сына Пармы. На фотографиях — его работы, некогда находившиеся в городе. Бурбоны увезли почти все произведения художника из огромной коллекции Фарнезе в Неаполь, где большинство картин осело в Неаполитанской национальной галерее, а некоторые разошлись по миру. В Парме, кроме фресок в церквях, осталась лишь так называемая La turca ("Турчанка"), кокетливая красавица в чалме, по преданию, конечно же, портрет одной из любовниц герцога. Пармиджанино, может быть, художник, лучше всего соответствующий вкусу пармских Фарнезе. В его изяществе, преувеличенно длинных шеях и пальцах Мадонн, одетых как куртизанки, в кокетливости младенца Христа, похожего на маленького принца из восточной сказки, в прелести его ангелов-андрогинов разлито то же сладострастное коварство Фарнезе, что и в живописи Корреджо, только еще более терпкое, еще более изощренное.
       Выставка в Мюнхене, снова собравшая вместе сокровища Фарнезе, дает упоительную возможность погрузиться в жизнь ренессансного двора, пропитанную запахом крови, фиалок, восточных благовоний, елея, мускуса и яда. Теперь эта смесь стала вполне безобидной — Фарнезе превратились в миф, не менее жестокий, чем мифы Овидия, и не менее прекрасный. Современные искусствоведы, упаковав аромат Возрождения в полированный выставочный флакон, радушно потчуют им зрителей, которые без всякого ущерба для собственной добродетели могут восторгаться тонкостью вкуса славных Фарнезе.
       
       АРКАДИЙ Ъ-ИППОЛИТОВ